A. MICKIEWICZ А.М. РЕВИЧ В.И. ЛЮБИЧ-РОМАНОВИЧ Н.В. БЕРГ В.Г. БЕНЕДИКТОВ Н.П. СЕМЕНОВ В.Ф. ХОДАСЕВИЧ О.Б. РУМЕР В. ЛЕВИК И.И. КОЗЛОВ П.А. ВЯЗЕМСКИЙ
Zdarto żagle, ster prysnął, ryk wód, szum zawiei, Ветрило сорвано, руль треснул, ветер стонет. Ветрила сорваны, руль треснул — горе! горе! Чернеют небеса; легли на волны тени; Парус в ключки; руль оторван. Шум! Рев! Завыванья! Разорван парус; вой, гроза, трещит кормило, Прочь — парус, в щепы — руль, рев вод и вихря визг; Все снасти сорваны, шум волн и блеск из туч, В лохмотьях паруса, рев бури, свист и мгла... Корма затрещела, летят паруса,
Встревоженной хляби звучат голоса,
И солнце затмилось над бездной морскою
С последней надеждой кровавой зарею.

Громада, бунтуя, ревет и кипит,
И волны бушуют, и ветер шумит,
И стон раздается зловещих насосов,
И вырвались верьви из рук у матросов.

Торжественно буря завыла; дымясь,
Из бездны кипучей гора поднялась;
И ангел-губитель по ярусам пены
В корабль уже входит, как ратник на стены.

Кто, силы утратив, без чувства падет;
Кто, руки ломая, свой жребий клянет;
Иной полумертвый о друге тоскует,
Другой молит Бога, да гибель минует.

Младой иноземец безмолвно сидит,
И мнит он: “Тот счастлив, кто мертвым лежит,
И тот, кто умеет усердно молиться,
И тот, у кого еще есть с кем проститься”.
Паруса сорваны, корма треснула, рев волн, шум вих-
ря; голоса встревоженной громады, звон насосов злове-
щий, последние верви вырвались из рук матросов, солн-
це кроваво заходит, с ним остаток надежды.

Торжественно буря завыла, а на влажные горы, воз-
носящиеся ярусами с бездны морской, вступил Гений
смерти и пошел к кораблю, как ратник в проломленные
стены.

Одни лежат полумертвые, другой ломает себе руки,
сей прощающийся падает в объятия друзей, иные пред
смертию молятся, чтоб смерть отогнать.

Один путник сидел безмолвно в стороне и мыслил:
Счастлив, кто утратил силы, или кто умеет молиться,
или знает, кому сказать прости!
Głosy trwożnej gromady, pomp złowieszcze jęki, Зловещ насосов хрип, как бедствия сигнал. Крик, помп зловещий стон, сердитый ре валов... Светило бледное погасло в тучах мглы; Крики и вопли! — Отчаянно помпы скрипят. Шум громкин голосов и помп зловещий стук, Людей тревожный крик, зловещий свист насосов, Тревожные свистки, зловещий хрип насосов, Руль сломан, мачты треск, зловещий хрип насосов.
Ostatnie liny majtkom wyrwały się z ręki, Последний трос из рук внезапно вырвал шквал, Последний вырвался канат из рук пловцов, Побеют путники; повсюду крики, пени... Вырван из рук моряков их последний канат. Канаты у людей уж вырвались из рук, Канаты вырваны из слабых рук матросов, Последний вырвался канат из рук матросов; Вот вырвало канат последний у матросов.
Słońce krawo zachodzi, z nim reszta nadziei. Надежда слабая с закатом в море тонет. И солнце скрылося кровавым шаром в море. Шквал, буря! — и корабль помчало на скалы! Солнце кровавое никнет — закат упованья! Надежды нет, зашло кровавое светило. С надеждой вместе пал кровавый солнца диск. Заходит солнце, с ним надежды слабый луч. Закат в крови померк, недежда умерла.

Wicher z tryumfem zawył, a na mokre góry, Небедно воет смерч. И вот на гребень пены Взревел надменный вихрь, и по валам, в напоре, Бушуют горы волн, то мрачны, то светлы, Вихрь торжествует... Идет к кораблю по волнам Победно вихрь завыл; и на хребет волны, Победно вихрь завыл; а там на гребни пены, Завыл победно вихрь, и черный гений смерти, Трубит победу шторм! По водяным горам,
Wznoszące się piętrami z morskiego odmętu, Встал гений гибели, под ним ревущий ад; Взносящем ярые хребты до облаков, И дерзостной стопой на мрачные ступени Вставший из бездны дух смерти, шагает по влажным С ступени на ступень, средь общего смятенья, На горы тяжкие нагроможденных вод, Как воин, что на штурм разбитых стен идет, В кипящем хаосе, в дожде и вихре пены,
Wstąpił jenijusz śmierci i szedł do okrętu, К обломкам коробля он рвется, как солдат, Шла, как на приступ, смерть на палубы судов, Восходит гибели могущественный гений, Моря уступам — по этим горам стоэтажным: Из бездн подъемлется к нам гений разрушенья, Вступает смерти дух — и к кораблю идет, Направил к кораблю свой шаг по кручам вод, Как воин, рвущийся на вражеские стены,
Jak żołnierz szturmujący w połamane mury. Берущий приступом разрушенные стены. Как воин, не щадя стоящий град в упоре. Кто воин, вражие штурмующий валы. Воин так штурмом несется к разбитым стенам! Как воин, лезущий на штурм в пролом стены. Как воин яростный, — в проломленные стены. Нагромоздившихся из мутной крутоверти. Идет на судно смерть, и нет защиты нам.

Ci leżą na pół martwi, ów załamał dłonie, Кто руки заломил, кто в страшный миг спешит Там бездыханные, тот длани заломил, Кто плачет, кто спешит с товарищем проститься; Те еле живы; тот в корчах страдает жестоко; Тот замертво лежит, тот руки воздевает, Ломает руки тот, тот потерял сознанье, Кто полумертв лежит, кто руки заломил, Те падают без чувств, а те ломают руки.
Ten w objęcia przyjaciół żegnając się pada, Обнять друзей, а кто без памяти лежит, Тот друга жмет к груди, прощаясь, и слабеет, Кто взоры к небесам молящие возвел, Тот на прощанье склонился в объятия друзей; Тот падает, крестясь, в объятия друзей, Тот в ужасе, крестясь, друзей своих обнял, Кто, чуя смерть, друзей целует на прощанье, Друзья прощаются в предчувствии разлуки.
Ci modlą się przed śmiercią, aby śmierć odegnać. Иные к небесам взывают о спасенье. Те молятся, чтоб жизнь Творец им пощадил!.. Кто на колени пал и набожно крестится... Этот в молитвах пред смертью — противится ей. Тот молится, чтоб смерть сокрылась от очей; А тот молитвой мнит от смерти оградиться. Кто молится Творцу, чтоб смерть Он отвратил; Обняв свое дитя, молитвы шепчет мать.

Jeden podróżny siedział w milczeniu na stronie И лишь один сидит, безмолвен, одинок, Один лишь в стороне молчание хранил; Один лишь к стороне безмолвно отошел Одаль один сел — и мыслит себе одиноко: Один лишь в стороне молчит и размышляет: Был путник между них: сидел один в молчанье Один из путников сидит, храня молчанье, Один на корабле к спасениью не стремится.
I pomyślił: szczęśliwy, kto siły postrada, И думает: «Блажен, кто силы не сберег, Он мыслил про себя: «Счастлив, кто цепенеет, И думал про себя: счастлив, кто бурь боится, “Счастлив, кто может молиться на смертном пути Счастлив, кто чувства все утратил для скорбей, И думал он: счастлив, кто здесь без чувств упал, И думает: “Блажен, кто выбился из сил, Он мыслит: счастлив тот, кому дано молиться,
Abo modlić się umie, lub ma s kim się żegnać. С кем вера или друг в последнее мнговенье». Иль молится... или проститься с кем имеет!» Кто веру сохранил и может помолиться! Или имеет кому хоть промолвить: прости!” Кто с верою знаком, кто друга обнимает. Кто детски молится, кому есть, с кем проститься. Иль дружбою богат, иль верить в состояньи”. Иль быть бесчувственным, иль друга обнимать!